Однако смотрел он на Грейс, а она — на меня. В моем сознании вновь промелькнул тот миг, когда волк посмотрел мне в глаза. Его взгляд, в котором не было ни тени осмысленности, ни проблеска понимания. Мы не представляли, с чем имеем дело. Не представляли, какое воздействие окажет на него препарат. Коул ведь уже промахнулся с дозировкой бенадрила. А вдруг этот укол убьет Бека? Как мне потом с этим жить? Я знал, какое решение принял бы — да что там, уже принял — в подобной ситуации сам. При выборе между смертью и шансом стать человеком я выбрал пойти на риск. Но у меня был этот выбор. Я мог согласиться или отказаться.

— Подожди, — сказал я.

Волк попытался подняться на непослушные лапы, верхняя губа его угрожающе приподнялась, обнажая зубы.

С другой стороны, ведь это было: я, распластанный на снегу, моя жизнь, которой меня, не спросясь, лишили, хлопок дверцы машины, Бек, строящий планы на мое обращение. Тогда мне никто не дал выбора, мне просто навязали все это в один далеко не прекрасный день, который мог быть совершенно ничем не примечательным днем моей жизни в череде других точно таких же. Он принял это решение за меня. Так что все по справедливости. Я не имел права голоса тогда. Он не имел этого теперь.

Мне очень хотелось, чтобы все получилось. Пусть он станет человеком, тогда я смогу потребовать у него ответы на все вопросы, которых так ему и не задал. Если вернуть ему человеческий облик, он в последний раз сможет взглянуть мне в глаза и сказать, почему из всех людей на земле он поступил так именно со мной, почему со мной, зачем ему вообще понадобилось это делать, зачем? И в то же время, как ни немыслимо это звучало, мне очень хотелось увидеть его снова, чтобы сказать, как сильно мне его не хватает.

Я хотел этого.

Но я не знал, хочет ли он.

Я взглянул на Коула.

— Нет. Я передумал. Я не могу. Не могу взять на себя такую ответственность.

Зеленые глаза Коула на миг встретились с моими.

— Зато я могу, — заявил он.

И быстрее молнии вонзил иглу в бедро волка.

КОУЛ

— Коул! — ахнула Грейс— Ты что? Ты что такое…

Тут волк забился на полу, и она умолкла. Тело Бека сотрясали яростные спазмы. Невозможно было сказать, что происходит на наших глазах — смерть или перерождение. По волчьей шкуре пробежала волна, зверь неестественным резким движением вскинул голову и заскулил, пронзительно и протяжно.

У меня получилось.

Волчья пасть разверзлась в безмолвной агонии.

Сэм отвернулся.

Получилось!

Мне хотелось, чтобы здесь сейчас оказался мой отец, тогда я мог бы сказать ему: «Вот, взгляни. Что мне все твои заковыристые задания, ты посмотри на это». Меня просто распирало.

Внезапным судорожным рывком волк высвободился из своей шкуры и поник на вытертом ковре у подножия лестницы. Впрочем, это уже не был волк. Он лежал на боку, кожа и кости, обмотанные крепкими веревками жил, и его пальцы скребли ковер. Спину расчерчивали бесцветные шрамы, как будто это была скорлупа, а не кожа. Я смотрел как зачарованный. Это был не человек, а скульптура человекообразного животного, созданного для бега и охоты.

Руки Сэма бессильно висели по бокам. Грейс смотрела на меня, и лицо у нее было бешеное.

Но передо мной лежал Бек.

Бек.

Я все-таки вытащил его из волчьего тела.

Не сразу, но я все же нашарил на стене выключатель. Желтый свет залил подвал, озаряя заставленные книгами стеллажи вдоль стен, и Бек судорожно прикрыл глаза рукой. По коже его все еще время от времени пробегала рябь, как будто она не была до конца уверена, захочет ли остаться в своем теперешнем виде. Радиаторы сильно нагрели подвал, и уже нечем было дышать. Меня жара вдавливала в мою кожу так прочно, что я не мог даже представить, как можно быть кем-то другим. Если даже этот ад не удержит его в человеческом обличье, не поможет уже ничто.

Сэм молча поднялся по лестнице и плотно закрыл дверь в подвал, чтобы не проник даже малейший сквозняк.

— Тебе очень повезло, что обошлось без осложнений, — вполголоса сказала мне Грейс.

Вместо ответа я вскинул бровь и обернулся к Беку.

— Послушайте, — сказал я, — если вы уже закончили, у меня есть для вас кое-какая одежда. Благодарить будете потом.

Лежащий на полу Бек негромко охнул и заерзал, как безотчетно делает человек, испытывающий боль. Потом слегка приподнялся — движение было скорее волчьим, нежели человеческим, — и наконец посмотрел на меня.

Все было как много месяцев назад, только тогда я лежал перед ним в теле, которое своими руками превратил в развалину.

«Есть и другой выход, — сказал он мне тогда. — Я могу помочь тебе выбраться из этого мира. Я могу помочь тебе скрыться. Я могу помочь тебе все исправить».

И вот столько времени спустя — а мне казалось, что с того дня, когда он впрыснул мне волчий токсин, прошли годы — он снова был передо мной. Круг замкнулся, да еще как симметрично: человек, превративший меня в оборотня, стал волком, которого я превратил в человека.

Впрочем, по глазам Бека видно было, что сознание его все еще где-то далеко. Он принял странную звериную позу, нечто среднее между сидением на корточках и стоянием на четвереньках, и настороженно поглядывал на меня. Руки у него тряслись, не знаю уж, после превращения или из-за сделанного мною укола.

— Скажете, когда вспомните меня, — обратился я к нему и взял с кресла заранее приготовленные штаны и фуфайку, тщательно следя, чтобы не повернуться к нему спиной.

Скомкав вещи, я бросил их в сторону Бека. Они с мягким шелестом приземлились на полу перед ним, но он не обратил на них никакого внимания. Его взгляд переместился с меня на книжные полки за моей спиной, потом на потолок. Выражение лица мало-помалу становилось все более и более осмысленным, он превращался из Бека-волка в Бека-человека.

В конце концов он неуверенно натянул штаны и обернулся ко мне. Фуфайка осталась лежать на полу.

— Как ты это сделал?

Смотрел он при этом не на меня, как будто не ждал ответа на этот вопрос, а на собственные руки, на широко растопыренные пальцы. Внимательно изучив тыльную сторону, он перевернул их и принялся с сосредоточенным видом разглядывать ладони. Этот жест был настолько интимным, не предназначенным для чужих глаз, что я отвел взгляд. Мне вдруг почему-то вспомнились похороны Виктора.

— Коул, — хриплым, скрипучим голосом произнес он, потом откашлялся, и со второй попытки у него вышло чуть получше. — Как ты это сделал?

— Адреналин, — не вдаваясь в подробности, пояснил я. — И еще кое-какие добавки.

— Откуда ты знал, что это сработает? — спросил Бек, и сам же себе ответил, не дав мне возможности вставить ни слова: — Ты не знал. Это был эксперимент.

Я ничего не сказал.

— Ты знал, что это я?

Смысла врать не было. Я кивнул.

Бек вскинул на меня глаза.

— Вот и хорошо. В этих лесах есть волки, которым следует оставаться волками. — Видимо, до него вдруг дошло, что напротив меня стоит Грейс. — Грейс, — начал он. — Сэм… у вас получилось? Он…

— Все получилось, — негромко произнесла Грейс. Руки у нее были крепко сплетены перед грудью. — Он стал человеком и с тех пор больше в волка не превращался.

Бек зажмурился и запрокинул голову назад. Плечи у него содрогнулись. Я видел, как дернулся его кадык. Это было неприкрытое облегчение. Мне почему-то стало неловко на него смотреть.

— Он здесь?

Грейс взглянула на меня.

— Я здесь, — произнес Сэм с лестницы голосом, какого я никогда еще у него не слышал.

СЭМ

Бек.

В мыслях у меня творился полнейший сумбур. Они покатились врассыпную по лестнице, разбрелись по полу.

его рука на моем плече

шорох шин по сырому асфальту

его голос, повествующий о моем детстве

запах леса на нашей тихой улице

мой почерк, так похожий на его собственный

волки

он кричит через весь дом: «сэм, за уроки!»

смерзшийся снег, впивающийся в спину