— Тебе больно? — прошептала Рейчел, отпуская меня.

Я отчаянно замотала головой и сжала руки в кулаки.

— Просто я люблю тебя, и от этого… от этого…

— Превращаешься в волка, — закончила за меня Рейчел. — Я знаю. — Она утерла нос тыльной стороной ладони. — Я обычно произвожу на людей подобный эффект.

Я попыталась что-то сказать, но потеряла равновесие. Над головой сияли ослепительные звезды, и мне вспомнилась еще одна ночь, когда мы с Сэмом под бескрайним звездным шатром любовались северным сиянием. Переливчатые розовые сполохи превратились в моем сознании в индикаторы приборной панели, отраженные в каждом осколке разлетевшегося лобового стекла моего «бронко», на заднем сиденье которого мы с Сэмом прощались навсегда, а потом осталась одна я, разбитая вдребезги, рассыпавшаяся на тысячи хрустальных осколков и переплавленная в нечто новое.

60

СЭМ

Почему-то я ужасно расстроился, лишившись ночи с Грейс таким вот образом — нежданно-негаданно, да еще и вдобавок ко всему меня не было с ней, когда она превращалась. После того как отвез домой Рейчел, я хотел поехать поискать ее, но Коул убедил, что это бесполезно; она не пойдет ко мне, а если превратится обратно в человека неподалеку от дома родителей, то будет, по крайней мере, знать, где находится. Я думал, что не засну без нее, но после того, как Коул отговорил меня ехать на поиски, я улегся на кровать и принялся разглядывать бумажных журавликов и гирлянду под потолком, делая вид, будто просто жду Грейс и она вот-вот придет спать. В голове крутились все события этого долгого дня, и когда я понял, что не могу удержать их в памяти все разом, меня сморил сон.

Мне снилось, как я брожу по дому, переходя из комнаты в комнату. Все они были пусты, но это была наполненная, дышащая пустота, как будто я в любой миг мог обернуться и обнаружить кого-то у себя за спиной. Дом казался обезлюдевшим — не постоянно, на краткий миг, — как будто его обитатели просто вышли на улицу посмотреть, какая там погода, и должны были вот-вот возвратиться. Спальни определенно несли на себе следы чьего-то обитания: на каждой постели лежал чемодан или рюкзак с одеждой, рядом аккуратно стояли туфли и были разложены личные вещи. На кровати Ульрика стоял его ноутбук и лежала электробритва. У Пола на постели валялась кучка медиаторов для гитары и какие-то самопальные диски, о которых я никогда не слышал. Даже в комнатах с двухъярусными кроватями обнаружились какие-то пожитки: наушники и камера Дерека, блокнот Мелиссы и ее туфли. Только на кровати Бека не было ничего.

Я переходил из комнаты в комнату, по пути выключая везде свет. Прощай, вечно пустующая комната Бека. Прощай, комната Ульрика, где он так любил смотреть фильмы ужасов на своем ноутбуке. Не заглянув в собственную комнату, я спустился на первый этаж. Прощай, гостиная, где я когда-то сидел на диване рядом с Грейс, уже почти превратившейся в волчицу, где Изабел пыталась привести в чувство бьющегося в судорогах Коула. Я выключил свет. Прощай, желтая комната, в которой жил Коул и умер Джек. Погас свет в ванной, которую я обходил стороной добрых десять лет. Прощай, кухня с фотографиями наших лиц, приколотыми и прилепленными к дверцам всех шкафчиков, с тысячей улыбок, каждая из которых была искренней. Я выключил свет и направился в подвал.

Здесь, в библиотеке, окруженные книгами, были сконцентрированы вещи Бека, которых не оказалось в его комнате. На пуфике рядом с креслом лежал чемодан и поверх него стояли туфли, рядом примостился аккуратно свернутый галстук, а чуть поодаль — компакт-диск со спутанными ветвями на обложке. На единственном белом пятне темнели буквы: «Каждое новое утро».

Бек был здесь повсюду, он жил в каждой прочитанной им книжке. Обитал на каждой странице. Он был каждым героем, каждым злодеем, каждой жертвой и каждым агрессором.

Это было последнее «прости». Я выключил свет.

Оставалось всего одно место. Я медленно поднялся на первый этаж, оттуда — на второй. Прошел по коридору в свою комнату. Под потолком трепетали на нитках мои бумажные журавлики, застигнутые в предчувствии землетрясения. Я видел все связанные с ними воспоминания, на бумажных крыльях, как на телеэкране, вспыхивали и гасли образы. Все журавлики пели звонкие песни, которые слышали от меня прежде. Прекрасные и перепуганные, они рвались на волю.

— Плохие новости, Ринго, — произнес Коул. — Мы все умрем.

Телефонный звонок выдрал меня из сна.

Всплеск адреналина, вызванный резким трезвоном, разошелся по не проснувшемуся еще до конца телу, и первой ясной мыслью было: «Ох, только не здесь». Еще полмига спустя я сообразил, что это всего лишь телефон, и сам удивился собственной мысли. Я снял трубку.

— Сэм? — послышался голос Кенига. В нем не было ни намека на сон.

— Надо было позвонить раньше, но у меня было ночное дежурство, и я… а, неважно. — Кениг вздохнул так громко, что я это услышал. — Охоту перенесли.

— Ее… что?

Я подумал, что, наверное, сплю, но журавлики под потолком были совершенно неподвижны.

— Она начнется завтра, — чуть громче произнес Кениг. — На рассвете. В пять сорок семь утра. Вертолет внезапно освободился, и ее перенесли. Поднимайся.

Этого он мог бы и не говорить. У меня было такое чувство, что я больше никогда в жизни не буду спать.

61

ИЗАБЕЛ

Когда зазвонил телефон, я не спала в полном смысле этого слова.

Было чуть за полночь, и я пыталась дремать главным образом в порядке самозащиты. Чем ближе надвигалась дата охоты и угроза Калифорнии, тем сильнее накалялась обстановка в доме Калпереров, и мои родители устроили очередное состязание в стиле кто кого перекричит, из тех, по которым я так отчаянно скучала последние несколько недель. Судя по всему, в счете вела мама — во всяком случае, за последние двадцать минут ее тирады слышались чаще, чем папины, — однако, по всей видимости, впереди были еще несколько раундов.

Так что я закрылась у себя в спальне и нацепила наушники, предпочтя воплям родителей ровный фон из примитивной песенной лексики. Моя комната была как бело-розовый кокон, менее прочный от недостатка солнечного света. Окруженная привычными вещами, я чувствовала себя так, как будто сейчас мог быть абсолютно любой день абсолютно любого года из прожитых здесь. Я могла спуститься по лестнице, пройти по коридору и рявкнуть на Джека, чтобы в мое отсутствие не выпустил ненароком собаку. Я могла позвонить своим друзьям в Калифорнии, кто еще меня помнил, и строить планы, как вернусь обратно и мы вместе поедем на экскурсию по кампусам ближайших колледжей. То, что комната оставалась столь неизменной и что ночь способна была играть со мной такие шутки, казалось милым и пугающим одновременно.

В общем, когда телефон зазвонил, я едва не прослушала звонок.

На экранчике высветился номер дома Бека.

— Привет, — сказала я.

— Угадай, что сделал твой придурочный папаша?

Голос у Коула был слегка запыхавшийся.

Отвечать не хотелось. Это были не те слова, которые я мечтала услышать в трубке, когда звонил Коул.

— Подложил нам свинью, — не дожидаясь ответа, выдохнул Коул. — Жирного такого борова. Охота начнется на рассвете. Ее перенесли.

Тут как нарочно затрезвонил еще и домашний телефон. Я не стала брать трубку с базы на тумбочке, но даже со своего места отлично различила имя звонившего: ЛЭНДИ, МАРШАЛЛ. Выходит, мы с папой собирались вести примерно один и тот же разговор в одно и то же время, только с двумя разными людьми.